Что касается Блокады Ленинграда, то эти страшные годы застряли в каждой моей клеточке на генетическом уровне. Дело в том, что я родилась 29 января 1942 года. Моя мама могла бы избавиться от меня, но поклялась себе и своему мужу, моему папе, что сохранит их общую доченьку живой и невредимой, несмотря на тяжесть и безысходность страшных блокадных дней.
Моя мама так и не успела со мной выехать из города, ибо выезд закрыли!
Из роддома маму и еще одну женщину час после родов отправили домой, потому что не было света, воды, и мороз переваливал за тридцатиградусную шкалу.
Когда мама на безлюдной улице переходила через трамвайные рельсы, крепко прижимая меня к груди, сзади послышался страшный грохот. Это бомба попала в то крыло больницы, где несколько минут назад она лежала со мной, только что рожденной девочкой.
Мама шла почти в бессознательном состоянии, а за ней на снегу оставались ее кровавые следы…
Прошло много лет, но этот путь от родильного дома и страшный взрыв позади нее оставили навсегда страх перед бомбежкой.
Моя мама – красавица и талантливая артистка - до конца своей жизни просила, чтобы ее переводили через трамвайные пути на другую сторону улицы. К счастью, ни разу, никто не отказал ей в этой странной просьбе, и никто никогда не насмехался над ее страхами. И даже тогда, когда я была пятилетним ребенком, мама судорожно хватала меня за пальцы, и ее лицо при переходе через шпалы моментально серело.
Из роддома мама вернулась со мной в холодную коммунальную квартиру, где в трех комнатах лежали заледеневшие трупы соседок. Ни воды, ни света, ни тепла…Мама рассказывала, что как только она вошла в свою комнату, то положила меня на кровать, легла рядом со мной и тут же потеряла сознание. Спасло нас с ней просто чудо: двери в квартире были не закрыты, а по подъездам периодически ходила санитарная команда с дворником, чтобы проверить, есть ли еще живые.
Санитары услышали тихий плач, и пошли на этот неожиданный звук. Они увидели маму, лежавшую без сознания, и меня, крошечную посиневшую девочку, родившуюся несколько часов назад. Они раскутали маму и поднесли меня к ее груди… Тихое мое причмокивание на ее груди вернуло маму к жизни.
Видя такое положение, маму со мной отвезли в больницу и немного откормили. Все вокруг удивлялись, как моя мама решилась меня рожать. «Ведь это лишь на гибель ее самой и малышки», - шептались вокруг.
Но они не знали мою мамочку, которая всегда была сильной духом и никогда не сдавалась ни перед какими трудностями! Маме, как кормящей женщине, дали хлебную карточку и талон на несколько посещений столовой. В два месяца мама вынуждена была отдать меня в детский сад в ясельную группу, так как стала ездить с фронтовой концертной бригадой в разные уголки непокоренного Ленинграда. В детском саду я провела целых пять лет!
Этот детский сад на углу улиц Ковенского и Восстания был спасением для ребятишек – малышей, которые были настолько ослаблены, что не могли ходить. Не помню,чем нас кормили, как за нами ухаживали, но в памяти остался голос нашей пожилой воспитательницы, которая во время налета собирала нас в маленькую группку, а меня и еще несколько самых маленьких детей она вместе с нянечкой брала на руки.Эти заботливые женщины отводили насв подвал. Что-то, напевая, поглаживая наши стриженые головки, воспитательница говорила ласковые слова и прижимала нас к себе.
Я не помню, сколько нас детишек было тогда, но помню хорошо одну фразу, которую я услышала уже в первом классе, когда ехала в школу. Я сидела у окна трамвая и смотрела на улицу. Была остановка. Кто-то выходил, кто-то заходил в вагон. Трамвай снова тронулся в путь. И вдруг я услышала радостный крик. Я обернулась. Ко мне подбежала незнакомая пожилая женщина. Она стала меня обнимать и прижимать к себе. Я, не понимая, в чем дело, съежилась в комочек и собралась заплакать.И тут эта женщина на весь вагон закричала: « Вы знаете, что это за девочка? В моем детском саду в блокаду из всех детей выжили только два самых слабых ребенка – один мальчик и эта самая маленькая девчушка, которая редко плакала и никогда не смеялась. А остальные дети погибли. Она для меня самая дорогая девочка! И зовут ее красиво. До сих пор помню – Маргаритка. Как я рада, что тебя встретила!А ты помнишь нашу собаку Найду?»
Бывшая заведующая продолжала громко рассказывать о своем детском садике, о каждом из ребятишек, которых она помнила. И о том, что ее двенадцатилетняя доченька умерла от дистрофии. В блокадном Ленинграде людей отличала кристальная честность: никто, не смел взять домой для своих детишек или родных даже самый маленький кусочек от пайка, который выдавали для воспитанников круглосуточного детского сада.Никто ее не перебивал. Все пассажиры слушали женщину и радовались вместе с нею, что ее воспитанница, то есть я, выжила в блокаду.
Я была очень маленькой, но почему-то годы, проведенные в детском саду, очень запомнились. У нашей заведующей была собака, старая овчарка Найда. Она знала каждого из нас и каждого родителя или бабушку, которые навещали своих деток или брали на один день к себе домой. И вот однажды к воротам детского сада подошла женщина и стала звать пробегающего мимо нее ребенка: « Алешенька, подойди ко мне. Я твоя бабушка. Мы сейчас с тобой пойдем к маме».
А Алеше было 2.5 года, и он, поверив незнакомой женщине, протянул ручку и хотел уже выйти с ней на улицу. Во дворе с нами всегда гуляла Найда, которая присматривала за нами не хуже няньки. И если совсем маленький ребенок пытался уползти подальше, то собака подбегала к нему и, тихонечко рыча, хватала за рубашонку и тащила обратно на середину двора.
И вот в тот момент, когда только Алеша доверчиво протянул ручонку женщине, вдруг появилась наша Найда и, свирепо рыча, бросилась к незнакомке. Просунув морду между прутьями ограды, она старалась ее укусить непрошеную гостью. Женщина закричала, а Найда схватила своими клыками подол пальто и не отпускала испуганную жертву ни на шаг, пока на крик не прибежала наша заведующая. Она сразу поняла, что срочно надо разобраться, ибо собака никогда так враждебно ни к кому не относилась. Женщину завели в дом и стали выяснять, кто она такая. Та стало путано объясняться. Выяснилось, что она никакая не родственница. Вызвали милиционера и открылась страшная правда: женщина хотела похитить Алешу, который ей показался более упитанным. (Хотя на самом деле Алеша был очень худенький, но от природы имел круглое лицо и большую голову.) Эту женщину давно уже разыскивали по обвинению в похищении маленьких детей, которых она потом убивала и продавала как мясо. Так наша Найда спасла маленького Алешу. Вообще у этой собаки был чудесный нрав! Я даже помню, как она катала на санках по несколько ребятишек. Ведь мы были очень худые и легкие.
А потом были еще более голодные времена, и наша Найда умерла от голода. Заведующая громко и безутешно плакала, ибо эта собака была последней отрадой ее сердца. Ведь совсем недавно она похоронила свою маму и дочку. Мы все тоже громко плакали, ибо понимали своими маленькими сердечками, какое горе переживает наша любимая воспитательница.
Став старше, я иногда заглядывала в свой детский садик, откуда раздавались звонкие голоса и смех детишек. Только нашей заведующей уже не было. Руководила детским садиком ее племянница.
Когда я стала взрослой и уже успешно выступала, я решила навестить свой детский сад, побродить по комнатам и посмотреть, как живут теперешние ребятишки. И самое главное, я хотела предложить
свое концертное выступление, ибо имела помимо взрослой программы еще и детский репертуар. Я познакомилась с новой заведующей и рассказала, что этот детский сад спас меня во время войны.В течение нескольких лет я три раза приезжала с концертами для новых воспитанников. Дети меня долго помнили.
И я всю жизнь помнила, что лишь два ребенка из всего детского сада выжили в страшные годы блокады - я и тот мальчик Алеша, которого спасла наша умная Найда.
Когда началась финская война, маминого молодого мужа призвали на службу в армию. Мама, страдая от разлуки, приезжала к папе прямо на фронт, линия которого проходила недалеко от Ленинграда. И бойцы, и командиры завидовали моему отцу и недоумевали, как это у такого маленького тщедушного солдатика такая красивая жена, да еще артистка! Однополчане подчас подшучивали над папой по этому поводу.
Один раз к маме после концерта стал приставать папин командир, обещая ей сказочную жизнь, если она разведется… Моя мамочка гордо отшила назойливого ухажера, сказав, что с лица воду не пьют, и что лучшего и добрейшего человека, как ее Яшенька во всем мире не сыскать. И тогда командир привел другой довод: мол, ее маломощный муж, вечно бегающий с карандашом и что-то сочиняющий, будет иметь печальную участь. Он ведь еврей, и к тому же бедный - так что перспектив никаких… Но мама молча повернулась и сказала, что ей пора уезжать обратно в Ленинград. А потом решительно добавила, что если она когда-нибудь услышит, что ее мужа кто-то оскорбит или зло подшутит над ним, то этот кто-то будет иметь дело с ней, с законной женой солдата, честно выполняющего свой долг в Советской Армии.
А потом мой папа пошел добровольцем на фронт. В первые дни войны он не знал еще, что в последние ночи Любви, он оставил о себе напоминание в виде зачатия новой жизни.
Письма и телеграммы, несмотря на военную обстановку, доходили до адресатов. И когда моя мамочка поняла, что у нее шевельнулся комочек зарождающейся жизни, она срочно послала папе на фронт телеграмму и сообщила о радостной новости.
У меня сохранилась небольшая переписка между родителями и две телеграммы. В одной из них папа писал, что ради будущего родного человечка, он отстоит землю от захватчиков и с победой вернется домой. Он любил пафосно и восторженно выражать свои чувства.
А, потом была последняя телеграмма от моей мамы из блокадного Ленинграда.
У меня до сих пор хранится телеграмма моей мамочки на фронт папе: "Яшенька! Родилась наша черноглазенькая девочка, ради которой ты с другими бойцами одолеешь врага. Город закрыли, и мы остаемся в Ленинграде. Я сделаю все, чтобы сохранить нашу дочурку. Целуем, любящая твоя жена - Милица и крохотная доченька - Маргариточка"
В доме мою маму очень любили, так как, несмотря на свое буржуазное происхождение и манеры высшего света, она очень деликатно относилась к жильцам, которые не обладали ни образованием, ни светскими манерами. Она в мирное довоенное время ездила на гастроли, привозя оттуда маленькие подарочки - конфетки или печенье« Василек».
Угощая, она всегда говорила: «Это тебе, моя куколка. А это отнеси соседским ребятишкам, чтобы они тоже могли полакомиться»
Так мама своим примером и дружеским отношением воспитала во мне важные человеческие качества. У нас была лишь длинная восьмиметровая комнатка в коммуналке, но мама всегда разрешала, чтобы я приводила к нам играть других детишек.
Когда мама слышала начинавшиеся кухонные скандалы, в которых она никогда не участвовала, она сразу забирала детишек к нам. Она разыгрывала с ними разные сценки, читала сказки и поила чаем с самыми вкусными в то время сладкими маленькими конфетками – подушечками.
А еще в памяти сохранились походы в баню. В нашей квартире была лишь маленькая раковина с холодной водой. И всегда к ней выстраивалась очередь из соседей, которых стало намного больше, чем раньше. Ибо многие дома были разбиты, и к нам подселяли новых жильцов, разделяя комнаты, вырубая новые двери и ставя фанерные перегородки. Количество комнат все время увеличивалось.Но нашу маленькую комнатку эти новшества не коснулись.
И вот, мы с мамой идем в баню. О, это был целый ритуал! Очередь на вход начиналась на улице. И пока дойдешь до второго этажа, проходило больше двух часов. На первом этаже было мужское отделение, а на втором - женское. Бедные женщины с тоской в глазах медленно двигались с детишками навстречу теплой воде.
Однажды поход в баню превратился в праздник для ребятишек. Моя мама придумала, как отвлечь их от длительного тихого стояния, когда им хотелось двигаться и прыгать. Мама, сказала мне: « Курочка, подожди меня, никуда не уходи. Очередь будет двигаться, и ты с ней потихоньку.»
Мне было шесть лет, но мне стало страшно оставаться одной. А вдруг мамочка не придет? А вдруг снова война и снова обстрел? Этого боялись все дети блокадного и потом - послевоенного времени. Мне казалось, что прошла вечность. Баня находилась недалеко от нашего дома. Может быть, прошло пятнадцать минут, как мама ушла. Я уже совсем отчаялась, но с легкостью перевела дух, когда увидела, как бежит ко мне запыхавшаяся мамочка и держит наволочку, плотно чем-то набитую.
Очередь тоже недоуменно смотрела на мою маму. А она своим поставленным актерским голосом громко сказала: « Дорогие женщины, посмотрите на своих ребятишек. Они выжили в войну, и сейчас Вы, родители, должны радоваться этому и любить их как можно сильней. А сейчас я докажу, как талантливы все Ваши дети, (если Вы разрешите). Нам в очереди стоять еще не менее часа. Отпустите своих ребятишек ко мне в очередь. Я стою на последней ступеньке лестницы. Вы увидите, как Ваши дети заулыбаются, и Вам вместе с ними станет радостно».
И угрюмая очередь вдруг согласилась. К моей маме прибежало десяток ребятишек. Она посадила их всех рядом с собой. «Итак, - сказала громко мама, - кто угадает, что у меня в мешке, тот получит сюрприз.» Удивленные дети вдруг затихли и настороженно стали смотреть на маму.
-Как тебя зовут, мальчик?
- Петя.
- Я сейчас, приоткрою немного мешок, а ты протяни свою руку внутрь. И,что ты нащупаешь, то и громко объяви. Договорились?
-Да, – тихо произнес Петя.Ион робко просунул руку в наволочку и сразу закричал: «Игрушка»!.
- Правильно,-сказала мама.- А теперь, объясни, какая она. Что ты нащупал?
- Ой, это зайчик! - восторженно выкрикнул Петя.
-Ну молодец! Вытаскивай его, чтобы все ребятишки могли его разглядеть. Подержи его пока у себя. А теперь вот ты, девочка. Как тебя зовут? Иришенька? Очень красивое имя! А кого ты, нащупала?
- Это – машинка.
- Молодец! Вытаскивай ее и тоже держи.
Вся очередь с интересом смотрела, как дети вытаскивали из наволочки разные игрушки: куколок, ложки, платочки, плюшевых зверюшек.
- А теперь, - сказала мама, – давайте развеселим наших мам и бабушек. А для этого мы с вами будем сочинять сказку, а взрослые будут нашими зрителями. Договорились?
Я очень хорошо помню, как дети сразу становились радостными и талантливыми. В их руках куклы и зверюшки заговорили и запели. А один мальчик, который первым вытащил зайчика, стал вдруг прыгать и весело кричать: « Я самый смелый зайчик!». А потом подошел к девочке и предложил: « Можно мой зайчик поедет на твоей машинке»?
Взрослые смотрели на своих детишек, и на их лицах появились улыбки. Очередь незаметно подвигалась к двери, из которой доносились голоса моющихся людей.
Чтобы привести ребятишек в тихое состояние, мама сказала им: « А теперь, детишки, кладите все игрушки в мешок. Ведь они очень устали. И все куколки хотят спать. И пока, мы не разошлись, я принесла очень интересную книжку. Я Вам сейчас почитаю. Согласны?». И мама стала читать. А так как она была настоящей артисткой, то ее чтение было интересным не только для детей, но и для взрослых.
Когда мы с мамой приблизились к банной двери, из которой шел теплый пар, к нам подошли родители притихших детей и горячо благодарили маму за ее участие. Многие просили, чтобы мама обязательно пришла в следующий четверг - ведь ее так полюбили ребятишки!
Мама пообещала снова придти в банный день с игрушками и с книжкой и занять малышей. Эта традиция продолжалась, пока мы не переехали в другой район.
Как странно и грустно, что многие дети родителей, переживших войну, почти никогда не расспрашивали их о том трудном периоде жизни. Вот такой была и я, к своему стыду: вечно убегающая в различные кружки, к подружкам или взахлеб, читающая книжки.
Правда, однажды, в очередную годовщину снятия блокады, когда я еще училась в пятом классе, я спросила маму, как она встретила Победу и салют в честь освобождения города.
Мама долго молчала, а потом сказала, что она не стала открывать шторы. Она сидела у стола, крепко, закрыв уши. Ей было страшно, и вдруг показалось, будто снова начался артналет. Никогда моя мама после войны не ездила на Петроградскую сторону, на Пионерскую улицу, где она провела со мной долгие дни в нечеловеческую ,голодную и холодную блокаду. Еще одна привычка осталась у нее на всю жизнь: она откусывала хлеб и ,еще не прожевав этот маленький кусочек, тут же подносила ко рту другой. Никогда ни одной крошки она не могла выбросить!
Когда мама ездила на гастроли, то всегда брала с собой сухарики из черного хлеба. А в столовой она низко наклоняла голову над столом, прячась за широкополой шляпой,чтобы никто не видел, как она жадно откусывала маленькими кусочками хлеб, который был заранее поставлен на стол. Потом поднимала голову со счастливым выражением лица и всем улыбалась. Когда официант приносил заказанное блюдо, тогда она, уже не торопясь, грациозно подносила ложку ко рту, и при этом начинала что-то интересное рассказывать. И, вообще, во всех концертных бригадах очень любили и уважали мою маму и всегда хотели селиться только с нею.
Когда мама возвращалась домой, она все внимание уделяла только мне. Мама давно развелась с моим папой, но навсегда сохранила к нему добрые и благодарные чувства. Если мама уезжала, то к нам приходил папа и оставался со мной, до конца гастролей маминой труппы.
Папу я иногда тоже спрашивала о войне. Он демобилизовался с фронта в начале 44 года, получив тяжелые ранения пораненный. До конца жизни одна ладонь у него не сжималась и часто болела голова. Я помню, что папа всегда с гордостью говорил: «Моя доченька хоть и маленькая, но ведь выжила в блокаду! Меня дождалась».
Он, никого не стесняясь, прижимал меня к себе и целовал на глазах у всех.
Но папа так и не рассказал мне о войне, и о том последнем бое, где был тяжело ранен. Он показывал мне свои медали, но не хотел бередить душу воспоминаниями о боях и военных испытаниях.
Только перед смертью папа отдал мне письма с фронта, адресованные моей маме, которые по веским причинам не были отправлены.Также в память об отце у меня сохранился небольшой блокнотик, исписанный папой на фронте карандашом. Я до сих пор не смогла расшифровать записи, ибо очень мелкие буквы во многих местах стерлись. Этот блокнот я взяла с собой в эмиграцию вместе с боевыми наградами, тем самым сохранив в душе память о своем маленьком папе, который всю жизнь боролся с несправедливостью, вызывая гнев и злобу людей, которых он призывал к совести. Он был вечным искателем правды и часто наталкивался на глухую стену непонимания.
Папу часто переводили с одной работы на другую, с одного предприятия на другое, говоря перед увольнением: «Ты хоть понимаешь, правдолюб, что здесь не фронт, и твой повседневный героизм никому не нужен. И какой же ты после этого еврей, если всем говоришь в лицо правду-матку? Ты, видно, забыл дело врачей? Будешь гоношиться, тебе твой нос припомнят! Иди работать по новому направлению. И наш совет: не высовывайся, а живи, как твой начальник Иосиф Липкин. Сам живет, и другим дает. Вот он настоящий жид! А ты одно название - лишь позоришь свой носатый род…»
После подобных разборок папа приходил не к своей новой жене, а к моей маме, и смиренно сидел в углу. Но моя мамочка сразу понимала, что папу обидели. Она подходила к нему, прижимала его голову к своей груди и утешала: « Ничего, Яшенька, мир не без добрых людей. Посмотри, сколько у тебя осталось студенческих приятелей. Среди них и русские, и украинцы, и все успешно устроились в жизни, но дружбу с тобой не разорвали. Ты же знаешь, в любой твой день рождения они звонят, навещают и собираются на праздники, где говорят тебе столько хороших слов! А то, что тебя гонят с предприятий, и то, что ты так и не стал богатым – это потому, что никогда не воровал и взяток не давал! Это же просто прекрасно по человеческим меркам! Я потому тебя и полюбила за твой ангельский и правдивый характер. Зато дочка с тебя берет пример,она такая же честная и наивная растет. А то, что мы с тобой не вместе, так это у нас судьба так сложилась. Да и потом - какая из меня жена? Вечные гастроли и любимый партнер.Ни кушать тебе, ни рубашку погладить…А Мария тебе подходит очень. Все для тебя! Правда, знаю, что иногда попрекает твоей маленькой зарплатой. Но, это пустяки, главное - быт у тебя налажен. А посмотри на нашу доченьку, нашу «макаронечку-барабанечку». Видишь, сидит тихо и читает вторую книжку. Она у нас ласковая и талантливая девочка. А что еще нужно для жизни? Ну все, Яшенька, успокоился? Давай чайку попьем, и иди домой. Там тебя уже ждут»
Всю свою жизнь папа к нам приходил. Его жена знала об этих визитах, но понимала, что для папы свидание с дочкой были необходимы, да и встречи с бывшей женой тоже были важны для него.
Мамочка всегда говорила, что у взрослых людей жизнь может складываться по-разному, но, обращаясь ко мне, подчеркивала: « Для тебя, моя курочка, я и твой папа - самые близкие люди, которые тебя очень любят». Поэтому я и росла в любви и понимании.
А что касается блокады, то лихие голодные годы сказались и на моем росте, и на негустых волосах, на вечном желании поесть, с которым я борюсь из-за болезней. Мамины страхи также отразились на мне на генетическом уровне:- я закрываю глаза перед движущимся транспортом и боюсь переходить через рельсы.
Помню, что мама всегда брала с меня честное мое слово, что я буду просить в школе, чтобы меня перевели через дорогу. Я ни разу не обманула маму, вплоть до седьмого класса. Никто надо мной не смеялся по этому поводу, и все чутко относился к моей просьбе. Я была самая маленькая по росту, и все старшеклассники и учителя знали «мой дорожный пунктик».
«Кто сегодня проводит нашу дюймовочку через дорогу»? – спрашивали учителя. Всегда кто-нибудь откликался и приходил на помощь. Меня любили, несмотря на то, что я не блистала на уроках, лишь читала под партой очередную художественную книжку. Все знали, что я всегда была готова защитить честь класса или школы на районных школьных конкурсах самодеятельности.
- Ну что с нашей артисткой делать? Опять по математике и физкультуре двойка. Ладно, поставим в конце года тройку и переведем в следующий класс. Ведь все-таки ее сочинения всегда лучшие среди всех творческих работ, - говорили учителя между собой. Я об этих разговорах узнала только тогда, когда стала взрослой, профессиональной артисткой и выступила с концертом в родной школе. Некоторые учителя меня узнали и рассказали молодым коллегам, какая я была смешная и маленькая. И гордо добавляли, что я все-таки стала артисткой, как и мечтала
Всем, что я имею в характере и в душе, я обязана своему папе, побывавшему на двух войнах, и моей мамочке, чудом, сохранившей меня в блокаду. И хотя их давно нет, в память о них, я почти каждый год делаю программу, посвященную, их прекрасным душам.
Miliza - Гамбург - 02.02.2014 |